Exceptio ad rem
«Множество мнений включает в себя только два подмножества: «мое» и «неправильное». – Безымянный математик
Проснулся я сильно пополудни, с ощущением какой-то неправильности в окружающем меня мире. Подобное можно было бы списать на банальное похмелье, но я точно был уверен в том, что максимум того, что я позволил себе вчера вечером – это пара-тройка унций весьма пристойного бурбона под сигару. И в принципе, злоупотреблять алкоголем человеку, благосостояние и самая жизнь которого зависят от ловкости рук и небольшого мошенничества, противопоказано.
Прежде всего гостиничный номер был двухместным. Не то, чтобы я не могу себе это позволить, но зачем тратиться на ненужные излишества. Кроме того, я заселился в него лишь вчера и точно не успел обжиться, тем более пригласить каких-либо гостей. На память (мой рабочий инструмент наравне с руками) мне грех жаловаться, но тут и там я находил знаки, не оставившие в памяти моей никаких следов своего появления.
Тонкий, почти призрачный запах парижских духов – и никаких других признаков хотя бы мимолетного женского присутствия, на подоконнике — распечатанная колода с незнакомой мне рубашкой, в которой наметанный взгляд картежника определил приличную недостачу карт, полоска бледной кожи на левом безымянном пальце.
И еще два билета на вечерний поезд в сторону Западного побережья на туалетном столике. Я давно уже путешествую в одиночку и не беру попутчиков.
Я совершил утренний (а точнее уже дневной) туалет, оделся и собрал саквояж. Если верить моему брегету до отправления поезда у меня еще было достаточно времени, чтобы воздать должное творчеству местного шефа и заодно обдумать происходящее, пока оно не стало проблемой для завтрашнего меня. Выходя из номера, я не удержался и бросил мимолетный взгляд на ростовое зеркало возле двери, чтобы оценить все ли в порядке с моим костюмом.
Строгая серая визитка из английского сукна, сливовый бархатный жилет, часовая цепочка с брелоками, серый шелковый галстук с аметистовой булавкой – недостаточно вычурно, чтобы сойти за южанина или европейца, недостаточно уныло, чтобы быть принятым за янки-саквояжника.
И завершающий штрих – пусть и выбивающийся несколько из общей композиции – моя «счастливая» шляпа, черная фетровая федора с пробитой пулей тульей и слегка повисшими полями.
